В. Баюканский. «…И стеклянная хмарь Бухары»

С поэзией Сергея Есенина я впервые познакомился, когда мне было лет пятнадцать-шестнадцать. Тогда всей глубины и пророческих озарений поэта я, естественно, не понимал, но обратил внимание на мелодичность и образность есенинских стихов, напоминающих восточную поэзию. Когда же прочитал «Персидские мотивы», то почувствовал какую-то щемящую русскую тоску, сквозившую сквозь загадочную вязь восточных символов, как говорил Есенин, «через орнамент в слове».

Шаганэ ты моя, Шаганэ!
Потому, что я с севера, что ли,
Я хочу рассказать тебе поле,
Про волнистую рожь при луне.
Шаганэ ты моя, Шаганэ.
Потому, что я с севера, что ли,
Что луна там огромней в сто раз,
Как бы ни был красив Шираз,
Он не лучше рязанских раздолий.
Потому, что я с севера, что ли.

На самом деле Сергей Есенин никогда не был в Персии, но его кратковременная поездка в Туркестан (с мая по июнь 1921 года) и позже в Азербайджан (с сентября 1924-го по сентябрь 1925 года) помогли поэту впитать особый восточный колорит, обобщить, переосмыслить увиденное и создать свою, сказочную Персию, которая стала реальной для миллионов читателей. <…>

Что же помогло Сергею Есенину разглядеть в неизвестных краях то, что сокрыто от посторонних?

Чтобы ответить на этот вопрос, нужно узнать в первую очередь, какой же Восток увидел великий русский поэт.

Вот как описывает пребывание Есенина в Ташкенте его друг поэт Валентин Вольпин:

«…Есенина манил не “Ташкент — город хлебный”, а Ташкент — столица Туркестана. Поездку Есенина в Туркестан следует рассматривать как путешествие на Восток, куда его очень давно, по его словам, тянуло.

Приехал Есенин в Ташкент в начале мая, когда весна уже начала переходить в лето. Приехал радостный, взволнованный, жадно на всё глядел, как бы впитывая в себя пышную туркестанскую природу, необычайно синее небо и весь тот необычный для европейца вид туземного города с его узкими улочками и безглазыми домами, с пестрой толпой и пряными запахами.
3 октября, в день рождения поэта, рассказываем о его путешествии на Восток, отразившемся в “Персидских мотивах”

Он приехал в праздник уразы, когда мусульмане до заката солнца постятся, изнемогая от голода и жары, а с сумерек, когда солнце уйдет за горы, нагромождают на стойках под навесами у лавок целые горы угощений для себя и для гостей. Цветы в это время одуряюще пахнут, а туземные оркестры, в которых преобладают трубы и барабаны, неистово гремят.

В узких запутанных закоулках тысячи людей в пестрых, слепящих, ярких тонов халатах разгуливают, толкаются и объедаются жирным пловом, сочным шашлыком, запивая зеленым ароматным кок-чаем из низеньких пиал, переходящих от одного к другому.

Чайханы, убранные пестрыми коврами и сюзане, залиты светом керосиновых ламп, а улочки, словно вынырнувшие из столетий, ибо такими они были века назад, освещены тысячесвечными электрическими лампионами, свет которых как бы усиливает пышность этого незабываемого зрелища. Толпа разношерстная: здесь и местные узбеки, и приезжие таджики, и чарджуйские туркмены в страшных высоких шапках, и преклонных лет муллы в белоснежных чалмах, и смуглые юноши в золотых тюбетейках, и приезжие из «русского города», и разносчики с мороженым, мишалдой (взбитые белки и сахарный сироп. — Прим. ред) и прохладительными напитками. Всё это неумолчно шевелится, толкается, течет, теряя основные цвета и вновь находя их, чтобы через секунду снова расколоться на тысячу оттенков.

И в такую обстановку попал Есенин — молодой рязанец, попал из голодной Москвы. Он сначала теряется, а затем начинает во всё вглядываться, чтобы запомнить». <…>

Улеглась моя былая рана —
Пьяный бред не гложет сердце мне.
Синими цветами Тегерана
Я лечу их нынче в чайхане.

По воспоминаниям друзей, Есенин любил посидеть с пиалой чая в чайханах Шейхантаура и Урды, с большим интересом слушал узбекские стихи, музыку и песни. Интерес его к культуре и обычаям Туркестана был не показным и поверхностным, а настоящим и глубоким. Где бы он ни находился, всегда старался осмыслить происходящее и понять истоки и суть восточной жизни.

Об этом красноречиво говорит в своих воспоминаниях Елена Макеева, ташкентская знакомая поэта, описавшая встречу Есенина с местным любителем восточной поэзии, у которого они были в гостях:

«…Есенина ему представили как большого “русского хафиза” (человек, знающий Коран наизусть. Таджикский или узбекский певец, исполняющий традиционную музыку. — Прим. ред). На супе (топчан или лежак из глины. — Прим. ред.) у арыка, текущего рядом с его красивым двухэтажным домом, мы сидели довольно долго, ели сладости, а потом плов. Затем Алимбай начал нараспев читать стихи, по-моему, не только по-узбекски, но и, видимо, на фарси (говорю об этом потому, что узбекский я немного понимала). Есенин как бы в ответ прочел что-то свое, тоже очень напевное и музыкальное. Алимбай и его гости одобрительно кивали головами, цокали языками, но мне трудно было понять, действительно ли нравятся им стихи Есенина, или это обычная дань восточной вежливости и гостеприимству. Но что я ясно ощущала — это то, что сам Есенин слушал стихи поэтов Востока очень внимательно и напряженно, он весь подался вперед и вслушивался в чужую гортанную речь, силясь словно воспринять ее внутренний ритм, смысл, музыку. Он расслабил галстук, распустил ворот сорочки, пот стекал по его лицу (было жарко, и мы выпили много чая), но он как будто не замечал этого, слушал, ничего не комментировал и не хвалил, был задумчив и молчалив. Казалось, он сопоставляет услышанное с чем-то, и в нем идет невидимая работа: но, может быть, это только представилось мне?»

Хотя Сергей Есенин находился в Ташкенте всего несколько недель, он сумел открыть для себя много нового и даже перенять некоторые привычки местных жителей.

Мать поэта Александра Ширяевца, Мария Ермолаевна, старалась каждый раз приготовить к обеду или к ужину какое-нибудь новое блюдо, в том числе предлагала и узбекские национальные кушанья. Маргарита Петровна Костёлова (невеста Ширяевца. — Прим. ред.) вспоминала, как ей Сергей Есенин жаловался, что его в Ташкенте приучили есть помногу, чего за ним никогда не водилось, а постоянное ощущение сытости даже как-то мешает ему. Он особенно пристрастился к зеленому узбекскому чаю, который Мария Ермолаевна заваривала по-особенному вкусно, смешивая различные сорта.

Кратковременное пребывание Есенина в Ташкенте стало важной вехой его творческой биографии. Здесь он вчерне закончил свою драматическую поэму «Пугачёв», которую и прочитал местным жителям. Посещение Туркестана вызвало к жизни и книгу стихов «Персидские мотивы».

Он выступал с чтением своих стихов и на вечерах «Студии искусств» в Туркестанской публичной библиотеке, и в клубе Красной Армии, и перед показом фильмов в кинотеатрах «Туран» и «Зимняя Хива». Популярность «русского гостя» в Ташкенте была огромной: почитатели несколько раз устроили поэту овацию. Есенина окружали поэты, с которыми его познакомил Александр Ширяевец, и представители других творческих профессий и местной интеллигенции. <…>

Мы можем гордиться, что у нас в Липецке есть интересный музей Сергея Есенина. <…>

Есть подобный есенинский музей и в Ташкенте. В музейную экспозицию входят 3 000 экспонатов, включая рукописи и автографы Есенина, его публикации, фотографии и памятные предметы. Они собраны такими же влюбленными в его поэзию людьми. Сергей Есенин оставил после себя не только прекрасные стихи, но и навёл прочные духовные мосты между людьми, живущими в разных уголках планеты.

*  *  *

Статья публикуется в сокращенном варианте.
С полной версией статьи вы можете ознакомиться на сайте «Год литературы»